Товсь! Цельсь! Пли!
Оставив на земле несколько тел в синих мундирах, смешавшаяся в толпу колонна, подалась назад. Третий залп отогнал османийцев еще дальше, после чего, Алекс приказал прекратить огонь. Патронов было много, можно не экономить, но и впустую жечь тоже не хотелось. После того, как стрельба прекратилась, синие мундиры отступили еще дальше, на совсем уже безопасную дистанцию. Неужели остановятся на привал?
Поначалу капитан удивился такой реакции противника, но потом подумал, что шедшим в колонне солдатам сегодня пришлось очень нелегко. Сначала проигранный бой, а затем долгий марш по горам на пустой желудок и с большим количеством раненых. А под вечер, когда спасение уже казалось так близко, единственная дорога к нему оказалась перекрыта руоссийцами. Было, отчего упасть духом, и вряд ли османийские командиры смогут в ближайшее время заставить измотанных дневным переходом солдат поднять в атаку.
— Севрюжаев, погляди, что османийцы за стеной делают!
Унтер пулей метнулся в тыл, вернулся буквально две минуты спустя.
— Забеспокоились, господин капитан, забегали, но вперед пока не идут!
Стрельба залпами, понятно, всполошила второй отряд османийцев, но о подходе второго они еще не догадываются, и в атаку идти не собираются, а значит, гибель роты откладывается, по крайней мере, на пару часов. А в ночном бою чего только не бывает, вполне возможно, что кто-нибудь и выберется. Подняв бинокль, Алекс окончательно убедился, что в ближайшее время атаки не будет.
— Лейтенанта Саева ко мне!
До прихода лейтенанта капитан еще раз изучил выкопировку карты сделанную Саевым. Увы, на листе бумаги был обозначен только путь от Бокеака до прохода в горах. Верстах в пяти от крепости копия заканчивалась.
— Лейтенант, какова протяженность этого прохода? Вспоминайте, вы достаточно долго видели карту целиком.
Саев напряг память и выдал.
— Верст десять двенадцать. Но…
— Никаких «но», на запад мы не прорвемся, их там слишком много. Будем прорываться на восток! Куда выходит проход?
— В долину, названия не помню. Там еще река была обозначена, — вспомнил субалтерн.
— К черту реку! Куда ведет долина?
— На северо-восток, не знаю, там карта заканчивалась. А на юго-запад… Да, можно пройти к Арсу с востока…
— Откуда нас никто не ждет, — продолжил мысль капитан Магу.
— Но там гарнизон двадцать тысяч!
— Надеюсь, гарнизону будет не до нас. Аладжу наши взяли сегодня утром, значит, уже вышли к Арсу, и первыми на их пути будут Северный и Восточный форты. Сходу атаковать не станут, дождутся, когда осадные парки перетащат от Аладжи к Арсу, а это займет не меньше недели. Но, если атаковать с тыла, внезапно, есть шанс прорваться в форт.
— Сначала, — напомнил капитану Саев, — надо вырваться отсюда.
— Решено, — Алекс хлопнул ладонью по бедру, — будем прорываться. Как только стемнеет, пока османийцы не сообразили, что происходит. Построимся в штурмовую колонну, и в штыки! Пока они в себя придут, мы прорвемся.
Сложив копию карты, капитан убрал ее обратно в сумку. Саев его решительного настроя не разделял.
— А что будем делать с ранеными?
Для себя капитан Магу этот вопрос решил еще раньше, но озвучить его оказалось не так легко. Он довольно долго сидел молча, пытался найти какие-то оправдания, пока не смог выдавить из себя.
— Раненых придется оставить.
С ними прорваться через превосходящие силы османийцев будет невозможно. И те, кто будет ранен при прорыве, тоже вряд ли смогут рассчитывать на помощь своих товарищей, это понимали все.
— И кто им об этом скажет?
— Я. Я им об этом скажу. А вы лейтенант готовьте роту к выходу. Весь запас патронов и гранат раздать солдатам. Для перевозки продовольствия используем вашу и мою лошадей. Продовольствие, которое не сможем взять с собой, испортить. Трофейные винтовки тоже. Выступаем, как только стемнеет.
Сделав указания субалтерну, капитан отправился в палатку, в которой разместился лазарет. На секунду задержавшись у входа, Алекс шагнул внутрь. В нос ударила вонь мочи, крови и пота. Несколько пар глаз смотрели на ротного командира с тревогой и надеждой одновременно. Под этими взглядами решительный настрой офицера испарился, будто его и не было. Капитан не выдержал, и опустил глаза.
Первым нарушил молчание вислоусый ефрейтор с простреленной ногой.
— На прорыв решили идти, господин капитан?
Алекс молча кивнул, потом добавил.
— Кто может идти, пойдет с нами.
А кто не может? Таких, неходячих было пятеро. В лазаретной палатке воцарилось тягостное молчание. Его нарушителем стал все тот же ефрейтор.
— Винтовку мне дайте, господин капитан, и патронов десятка два.
Ранение у него было тяжелое, пуля перебила кость. Даже, если бы его вовремя эвакуировали в госпиталь, скакать ему всю оставшуюся жизнь на одной ноге и костылях.
— Мне тоже, — попросил рядовой, с проколотым штыком прошлой ночью бедром.
— И мне. И мне.
Пятый раненый ничего не сказал. Османийская пуля попала ему в грудь, задела легкое. Сейчас солдат лежал в горячке и без сознания, все понимали, что он в любом случае не жилец.
— Хорошо, оружие и по два десятка патронов вы получите.
— Два много, господин капитан, — высказал свое мнение ефрейтор, — я в лучшем случае на десяток рассчитываю, в худшем — на пяток.
— Пусть будет двадцать, — решил капитан. — Это все, что я могу сделать для вас. Прощайте, братцы!
«Я их на верную смерть оставляю. Им бы меня проклинать, а они просят оружие и патроны. Если каким-то чудом выживу, памятник им поставлю. Клянусь, поставлю! Чтобы помнили, какие люди здесь остались».