Обратный путь лежал мимо все того же раненого османийского солдата. Алекс встретился с ним взглядом.
— Все в порядке, скоро за тобой придут.
Османиец, конечно, его не понял, но по интонации догадался. Что-то произнес в ответ, похоже, благодарил. А ногу-то ему вряд ли спасут, рана у него нехорошая, кость, судя по всему, задета.
За стеной парламентеров встретил изнывающий от любопытства лейтенант Саев.
— Какие новости, господин капитан?
— Плохие, лейтенант. Крови мы им выпустили изрядно, но у ярбая Озчелика все еще не менее пяти сотен штыков против наших сто тридцати. Днем они уже вряд ли сунутся, а вот ночью… В темноте нам их не удержать, массой задавят.
— Так что же нам делать?
— Не знаю, лейтенант. До темноты еще есть время, придумаю что-нибудь. Но есть еще и хорошая новость.
— Это какая же? — оживился субалтерн.
— Через два часа мы точно будем еще живы. Распорядитесь поднять белый флаг над стеной. Пора уже.
Легкий ветерок лениво полоскал поднятую над стеной портянку. Алекс еще раз внимательно рассмотрел поле перед стеной, по которому, собирая раненых и убитых, бродили османийские солдаты. Время шло, а решение так и не находилось. Все же четырехкратное преимущество было подавляющим. Было бы здесь узкое ущелье или горный перевал, тогда можно надеяться удержать позицию. Но здесь место ровное, почти плоское, а стену преодолеть не так уж и трудно. В темноте всех не перестреляешь, где-нибудь обязательно прорвутся и тогда все, конец. По всему выходило, что предстоящую ночь капитану Магу пережить не удастся.
Странно, но страха не было. Пока еще было время, разум сознательно отвергал неизбежность приближающейся смерти, хотя где-то в глубине мозга уже завелся точивший его крохотный червячок. Алекс открыл крышку часов, два часа гарантированной жизни истекали. Дурак, надо было предложить хотя бы три.
Единственная здравая мысль, до которой он додумался, разложить перед стеной связанные между собой пустые консервные банки, а когда пошедшие на приступ османийские солдаты заденут их, бросить через стену заранее подготовленные гранаты. Да была еще слабая надежда на лунную ночь. Не густо, прямо скажем.
— Спустить флаг!
Означавшую перемирие портянку убрали со стены. Алекс надеялся, что до темноты османийцы беспокоить их не будут, но как оказалось, у ярбая Озчелика в рукаве оказался припрятанным еще один козырь, как будто остальных ему было недостаточно.
Первая граната перелетела через стену и в паре сотен саженей за ней исчезла в грохоте взрыва и белом пороховом дыму.
— Ложись!
Солдаты попадали, кто, где стоял, никто не пострадал. Вторая граната ударила в основание стены. Стена устояла, калибр у османийского орудия оказался невелик. Интервал между выстрелами составил около минуты. Это, а так же неверно взятый для первого выстрела прицел, показал, что пушка у противника только одна, а выучка орудийной прислуги оставляла желать лучшего.
— Всем в укрытия!
Солдаты сами догадались укрыться в башнях, их прочную кладку и толстые блоки слабенькой османийской гранате не под силу. Но в места в башнях хватило едва ли половине роты, остальные укрылись за самими башнями и под стеной.
Третья граната попала в верхний край стены, в разные стороны полетели обломки камня и чугунные осколки. Одного из лежавших под стеной рядовых зашибло камнем. Окровавленного солдата перевязали и утащили в тыл.
— Что будем делать, господин капитан?
Воспользовавшись паузой между двумя выстрелами, лейтенант Саев добрался до командира и присел рядом с ним, опираясь спиной на стену башни. Четвертая граната ударила в стену. Грохот, дым, разлетающиеся камни и осколки. Вроде, на этот раз никого не задело.
— А что вы предлагаете лейтенант? Атаковать или отступить?
Субалтерн задумался на пару секунд, не более.
— Я считаю неприемлемыми оба предложенных вами варианта, господин капитан.
— Полностью с вами солидарен, лейтенант. Поэтому, единственное, что нам остается — сидеть здесь и ждать, когда же у них закончатся снаряды.
Казалось, этот обстрел не закончится никогда, хотя часы показывали, что прошло меньше часа. Маленькие, злые гранаты прилетали одна за другой. Будь у противника пушка больше калибром или лучше обученные артиллеристы, больших потерь было бы не избежать. А так, только один убитый и трое раненых. Но стену османийцы расковыряли основательно.
— Лейтенант, какая у противника пушка?
— Полагаю, бритунийская четырехфунтовка.
— Согласен. А сколько снарядов вмещает зарядный ящик этой пушки?
— Э… Шестьдесят.
— На экзамене отличная оценка была бы вам обеспечена. А сколько гранат было выпущено по нам?
— Около полусотни.
— Сорок восемь, если быть точным. Где еще двенадцать?
На эту задачку лейтенант потратил на пять секунд больше.
— Двадцать процентов снарядов в зарядном ящике — картечь. А картечью по нам стрелять бессмысленно.
— Да, про картечь я как-то забыл. Кстати, лейтенант, вы, кажется, хотели услышать визг вражеской картечи? Сегодня ночью у вас будет такая возможность. И не надо меня благодарить.
— Вы что-то задумали, господин капитан?
— Да. Мы атакуем их сразу же после наступления темноты. Чего-чего, а этого от нас они не ждут. Будет шанс застать противника врасплох. Распорядитесь приготовить подрывной заряд для орудия. И пусть унтеры выгонят солдат из башен, на сегодня концерт окончен.
Темнота была, хоть глаз выколи. Наступающим это было на руку, но в любой момент могла взойти луна или османийцы могли двинуться навстречу, приходилось торопиться. Однако больше сотни солдат не могли двигаться бесшумно, то солдат о камень споткнется, то солдатская амуниция брякнет. Выдвижение роты могло быть обнаружено противником в любой момент, но пока руоссийцам везло.